Когда Украина экспортирует зерно – мы радуемся. А когда лес – то сразу воры? — Марчук

Эксперт лесной отрасли, национальный координатор программы FLEG, Председатель ОО «Независимое экспертное партнерство» и заведующий кафедрой дендрологии и лесной селекции НУБИП Украины Юрий Марчук рассказал о результатах введения моратория на экспорт необработанного леса, проблемы лесоводов и деревообрабатывающей промышленности, пути выхода из кризиса и объективные причины, почему страна не должна отказываться от плановой вырубки лесов.

— Юрий Николаевич, тема лесного хозяйства одна из самых острых сегодня в украинском обществе. Активно обсуждается вопрос реформирования этой отрасли. Как обстоят дела у нас сегодня?

— Площадь лесов составляет 10,6 млн. га. В подчинении Госагентства лесных ресурсов – 7,6 млн. га, еще 3 млн. га подчинены другим пользователям. Это леса коммунальной собственности, национальные парки и заповедники, леса Минобразования и Минобороны. Запас наших лесов составляет от 50 кубов на гектаре на юге, до 300 кубов в гектаре на севере и в Карпатах. Рубят ежегодно до 19 млн. кубов спелого леса. В соседней Польше эта цифра больше в два-три раза при той же площади лесов. Ежегодно в среднем на 1 га леса Украины прирастает 4 м3 древесины. Запас древесины, которая есть в лесу в Украине больше 2,2 миллиардов кубов. То есть в среднем прирастает 40 млн. кубов ежегодно, а используем 50% (19 млн. кубов). В Европе этот показатель 70%.

— После многочисленных скандалов и выявления незаконных рубок, эти меры украинцы связывают с коррупцией. Когда можно рубить лес и насколько это необходимо?

— Когда Украина экспортирует рекордные объемы зерна мы радуемся, это прибыль в бюджет, хотя хлеб от этого дешевле не становится. А когда идет вагон или машина с древесиной — это воры воруют. Но почему? Ведь идет сбор лесного урожая. Лес имеет срок зрелости. Например, сосна. Возраст ее главного пользования начинается с 80 лет. Именно в этом возрасте она набирает максимальное количество древесины на гектаре и ее можно рубить. Если передержать ее на корню 20-40 лет, древесина теряет качество и лес начинает деградировать. Это расточительство, ведь лес это важная составляющая промышленности страны. Учитывая это, мораторий никак не может уменьшить количество рубок. Лес созревает и урожай нужно собирать, а для насаждений более зрелого возраста есть Национальные парки и заповедники.

— Вырубка ведется у нас хаотично, все же есть какие-то программы, контроль?

— Рубки главного пользования — это рубки сбора урожая. В Ирпене есть целый проектный институт, экспедиции из которого раз в 10 лет приезжают в каждый лесхоз, делают оценку всех лесов и пишут на десять лет проект лесоустройства: сколько, чего и где надо срубить. Эти объемы рубок соглашаются с Минэкологии, утверждаются и возвращаются на предприятия. То есть лесхоз может взять не более чем ему отвели, в пределах того прироста древесины в разрезе пород для каждого предприятия на конкретный период.

— Но все равно мы имеем конфликтную ситуацию между обществом и лесниками. Почему «черный» рынок все же остается?

— Незаконная рубка — рубка дерева, не отведеного в рубку. Его украли и вывезли. Затем лесная охрана нашла пенек, заактировали. Это количество незаконных рубок, которые учитываются Гослесагентством. Теперь представьте, что какой-то лесхоз (у нас много форм собственности, не обязательно государственный) с нарушением отвел в рубку насаждения. Например, занизил разряд высоты, чтобы использовать другие таблицы и уменьшил запас на лесосеке. Это будет рубка как бы законна, но лишняя, не учтенная, древесина пойдет на теневой рынок. Именно этого объема сегодня никто не видит. Нелегальный рынок формируется не только из этого. Он формируется из тех нарушений, которые могут иметь место при ведении лесного хозяйства всех лесопользователей. Например, вырубка древесины в полезащитных полосах, вдоль дорог, в самосейных лесах, на паях. Эта древесина нигде не учитывается. Но на рынок она поступает.

Еще один вопрос — биржевые торги. Государственные лесхозы продают древесину через аукционы. А лесхозы других пользователей отсутствуют. Почему? Они не показывают объемы древесины, отводы. Но и их работа должна быть прозрачна. Это и легальность, о которой в Гослесагентстве мы говорили еще в августе. Поэтому в свое время наше экспертная среда предложила открыть доступ ко всем реестрам рубок. Эту инициативу поддержала Кристина Юшкевич, как и.о. председателя Гослесагентства. В августе она подписала распоряжение, чтобы все реестры были открыты на сайте предприятий. В том числе и на санитарные рубки. Теперь общественность легко может проверить, как выполнено это распоряжение.

— Общественные наблюдатели, экологи жалуются, что билеты на сайтах есть, но отсутствуют карты вырубок. Как быть с этим вопросом?

— Если приехать к любому государственному лесничеству, то вокруг конторы будут стоять стенды — это так называемый паспорт лесничества, он введен еще 20 лет назад. Там будет план лесонасаждений, поквартальная схема — там все есть. Было бы желание. Что касается самих карт и планшетов, то они идут с грифом ДСП — определенный уровень государственной тайны. Картография имеет определенный гриф. Но сами поквартальные схемы в свободном доступе. Все просто — посмотрели в лесорубный билет, знаем номер выдела, квартала. Зашли в квартал, по хозяйственным колонкам определили все виды рубок. Почитали. И дальше можно даже рулеткой перемерить. В этом проблемы я не вижу.

— Юрий Николаевич, вы говорите о всестороннем урегулировании рынка древесины. Есть одним из таких рычагов введение на десять лет моратория на экспорт необработанного круглого леса?

— Мораторий как элемент влияния на рынок себя не оправдал ни в одной стране мира. У нас он мотивирован целью развития собственного рынка древесины. Но о каком рынке мы говорим? Фактически если взять рынок древесины, и то, что сейчас развивается после введения моратория — это рынок пиломатериалов. Бревна пилят на доску и продают в Европу. Это не глубинная переработка. И завозится в Украину в большинстве лесопильное оборудование. Рынок древесины сегодня закрыт от Европы, а внутренний рынок не такой глубокий, как бы нам хотелось. Поэтому нам нужна переориентация того же строительства на внутренние материалы.

— Если мораторий не эффективен, который в таком случае Вы видите выход из ситуации?

— Нужно утвердить промышленную стратегию Украины – что мы понимаем под деревообработкой. Какой нужен баланс древесины в стране. Урегулировать законодательно рынок древесины и ввести норму как торговать древесиной, чтобы снять все споры. Возможно, рассмотреть вопрос отмены НДС на круглый лес. Чем более глубокую переработку мы хотим, тем лучше нужно ее стимулировать. Если идти такими путями, то мораторий вообще не нужен. А то сегодня, чем глубже перерабатываем, тем больше платим налогов.

Сегодня кроме моратория вводятся какие-то шаги для поддержки деревообработки?

— Закон об отмене НДС на деревообрабатывающее оборудование завис. А для полного счастья в прошлом году в университетах страны исключили из бюджетной поддержки, а фактически закрыли, специальность «Деревообработка и мебельное производство». Это называется стимулирование. А попробуйте открыть собственное производство, отвести землю, сделать проекты, завезти оборудование, то средств на производство не останется. По большому счету рынок древесины зависит от возможности граждан купить изделия из нее. А у людей денег нет.

— Какие изменения в законодательство нужно вносить сегодня?

— Предварительно мы договорились с Гослесагентством и Университетом в марте на Всемирный День леса провести круглый стол по изменениям в законодательство. Есть очень много нормативно-правовых актов, требующих определенного уточнения. Регулирование рынка древесины. Мы должны дать деревообделочникам понятные правила торговли. Еще один вопрос — финансирование лесов Юга и Востока Украины. Третий вопрос — это оборот древесины на рынке. Нужна открытая система лесозаготовки и учета древесины на всех этапах. Чтобы деревообработчик знал, какая древесина будет, какое оборудование ему закупать. Есть много вопросов на стыке лесного и земельного законодательства, когда общины хотят узаконить самосевные леса на паях, закрепить полезащитные полосы, влиять на ведение лесного хозяйства. Нужно решить вопрос статуса лесной охраны. На теневом рынке сегодня достаточно много нелегального оружия. Против вооруженных нарушителей лесная охрана ничего сделать не может. Лесная охрана должна иметь определенный серьезный статус.

— О новых санитарных правилах, как вы можете оценить их?

— То, что этот вопрос подняли — очень хорошо. Важно, что санитарные рубки должны включаться в общий лимит лесопользования. Эта норма. Хорошо, что не утвердили норму о том, что экологическая инспекция должна давать разрешения на рубку. Ведь тот, кто дает разрешение, не может контролировать. В отношении больных деревьев — вопрос становится проблемным. Не может у дерева собираться куча людей, которые не понимают, какая болезнь у этого дерева. Должен быть специалист, отвечающий за принятие решения. В Европе, в Турции, если дерево болеет — то его срочно вывозят из леса, чтобы спасти другие деревья. Решение нужно отработать правильно, а то вокруг больного дерева скоро будут стоять председатель сельсовета и депутаты.

— Ваше отношение к институциональной реформе. Не сведется ли она к банальной передаче функции управления от Минагропрода в Минэкологии?

— В Министерстве экологии уже заложен конфликт интересов. Оно также и министерство природных ресурсов. Те, кто контролирует, не может иметь за собой ресурсы. Разницы от того, кто сверху, нет. На самом деле важный вопрос — выполнение и формирование политики. Кто более профессиональный, то пусть и берется за это дело. По большому счету, за 100 лет жизни леса изменится четыре поколения лесников и множество правительств. Поэтому, лесная политика должна быть долгосрочная.

По материалам gazeta.ua

Татьяна Кузьменко, член редколлегии Собкор интернет-издания «AtmWood. Дерево-промышленный вестник»